Неточные совпадения
Наконец председатель кончил свою речь и, грациозным движением головы подняв вопросный лист, передал его подошедшему к нему старшине. Присяжные
встали, радуясь тому, что можно уйти, и, не зная, что делать с своими руками, точно стыдясь чего-то, один за другим пошли в совещательную комнату. Только что затворилась за ними дверь, жандарм подошел к этой двери и, выхватив саблю из ножен и положив ее на плечо, стал у двери.
Судьи поднялись и ушли. Подсудимых тоже вывели.
Все
встали, и на возвышение залы вышли
судьи: председательствующий с своими мускулами и прекрасными бакенбардами; потом мрачный член суда в золотых очках, который теперь был еще мрачнее оттого, что перед самым заседанием он встретил своего шурина, кандидата на судебные должности, который сообщил ему, что он был у сестры, и сестра объявила ему, что обеда не будет.
— Я не как
судья тебе
встал говорить, а сам как последний из подсудимых.
То, что говорил сын, не было для нее новым, она знала эти мысли, но первый раз здесь, перед лицом суда, она почувствовала странную, увлекающую силу его веры. Ее поразило спокойствие Павла, и речь его слилась в ее груди звездоподобным, лучистым комом крепкого убеждения в его правоте и в победе его. Она ждала теперь, что
судьи будут жестоко спорить с ним, сердито возражать ему, выдвигая свою правду. Но вот
встал Андрей, покачнулся, исподлобья взглянул на
судей и заговорил...
Снова все
встали, и снова, в том же порядке, вошли
судьи, уселись. Ввели подсудимых.
— Вы
судья превосходный, — отвечал молодой человек, уж
вставая и вынимая из кармана перевод Полевого.
Нам сделали перекличку; все оказались налицо. Затем кандальных куда-то увели, а один из
судей (увы! он разыгрывал презуса!)
встал и обратился к нам с речью...
Вот вдруг один
судья — такой растрепанный —
встал и сказал: «Быть войне».
— Ну, а вас же самих с сестрицей на волю Марфа Андревна не отпустила? — спросил
судья Дарьянов карлика, когда тот окончил свою повесть и хотел
встать.
В нем слышен голос настоящего чародейства; имена каких-то темных бесов, призываемых на помощь, изобличают высшее напряжение любовной тоски: «Во имя сатаны, и
судьи его демона, почтенного демона пилатата игемона,
встану я, добрый молодец, и пойду я, добрый молодец, ни путем, ни дорогою, заячьим следом, собачьим набегом, и вступлю на злобное место, и посмотрю в чистое поле в западную сторону под сыру-матерую землю…
Доктор Керженцев
встал. Тусклыми, словно незрячими глазами он медленно обвел
судей и взглянул на публику. И те, на кого упал этот тяжелый, невидящий взгляд, испытали странное и мучительное чувство: будто из пустых орбит черепа на них взглянула сама равнодушная и немая смерть.
Тогда начал лысый
судья думать и, чтобы легче было думать, стал на голову вверх ногами. Он говорил, что, когда он так стоит, у него все мысли от ног притекают в голову. Оттого и лысый-то он был, что всегда на голове стоял и все волосы на голове повытер. Думал он, думал, стоял он, стоял, очень долго, два дня. Даже лицо сделалось красное, как арбуз. Потом
встал, вытер лысину тряпкой и говорит...
Трое
судей и секретарь наклонили головы и стали шушукаться, потом секретарь побежал пером по бумаге. Председатель
встал и, спотыкаясь на трудно разбираемых словах, огласил приговор, — что обвиняемый подлежал бы за свою антипролетарскую деятельность увольнению с завода и хорошей изоляции, — но!.. — суммируя семейное положение гражданина Кочерыгина и его обещание исправиться, то посему объявить ему общественное порицание и строгий выговор с предупреждением.
Опять
судьи наклонились друг к другу и зашептались.
Встал председатель и прочел приговор: за несознательное отношение к производству и за попытку ввести в заблуждение хронометраж объявляется ему общественное порицание с опубликованием в местной заводской газете.
Опять прикосновение руки, и опять молодой царь очнулся еще в новом месте. Место это была камера мирового
судьи. Мировой
судья — жирный, плешивый человек, с висящим двойным подбородком, в цепи, только что
встал и читал громким голосом свое решение. Толпа мужиков стояла за решеткой. Оборванная женщина сидела на лавочке и не
встала. Сторож толкнул ее.
На другой день его повели в суд. В помещении суда, где он уже бывал несколько раз, его не стали допрашивать. Но один из
судей, не глядя на него,
встал с своего кресла,
встали и другие, и, держа в руках бумагу, стал читать громким, ненатурально невыразительным голосом.
Судьи присаживаются и тотчас же
встают, и председатель, не глядя на подсудимого, ровным, спокойным голосом объявляет решение суда: подсудимый, тот человек, который три года страдал из-за того, чтобы не признавать себя солдатом, во-первых, лишается военного звания и каких-то прав состояния и преимуществ и присуждается к арестантским ротам на 4 года.